Ходили мы и вы походами. Сборник рассказов о подводниках - Андрей Зотиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Слушай, а что будет с камнем, если его бросить в море на большую глубину?
– Н-не знаю, – пожав плечами, я снова уткнулся в «конспект».
– Его съест глубоководный камнеед! – ляпнул вдруг Лёшка.
…Вот тут я уже не успел укусить себя больно! Нечленораздельный звук вырвался из моей глотки, когда я попытался засунуть туда кулак. Получилось что-то среднее между хрюканьем домашней свинки и ржанием дикого мустанга.
Аудитория прервала свои занятия и посмотрела в мою сторону. В том числе и парт-полит-преподаватель! Удивленно!
– Товарищ курсант, встаньте!
«Это он мне, – сквозь душивший меня хохот промелькнула мысль. – Попался!»
С кулаком в зубах, продолжая хрюкать, я встал. Лёшка, гад, свой кулак успел прикусить вовремя, поэтому остался на месте, прячась за широкой спиной сидевшего впереди старшины класса.
Преподаватель нахмурил брови и строго посмотрел на обнаглевшего курсанта – на меня, то бишь:
– Объясните мне, что смешного я сейчас сказал?
Я бы объяснил ему, что он тут ни при чём, но не мог выпустить затычку изо рта. Потому что, как и майор Пронин в моем незаконченном романе, «вошёл в истерику и никак не мог из неё выйти…»
Так и не получив ответа на свой вопрос, преподаватель указал мне на дверь…
Дохрюкивал я уже в гальюне. В полный голос! Потом зализывал раны: кулак-то до крови прокусил!
Вечером на самоподготовке пришлось судорожно восстанавливать конспект лекции – обиженный преподаватель приказал мне предоставить ему плоды моего труда на проверку.
А роман про майора Пронина так и остался недописанным…
Мерзавцы
– Ну, курсанты, ну мерзавцы! Ну, сволочи! – и так минут пять, перемежая приличные слова непечатными выражениями. Все это время дежурный по училищу, ругаясь, не выпускал из рук пару бутылок водки. Наконец, выпустив пар, поставил водку на стол, снял шинель, отряхнул снег и сел в кресло.
– Что случилось, Виктор Владимирович? Кто вас так обидел? – спросил старпом дежурного по училищу.
– Меня невозможно обидеть! Меня можно удивить, удавить, на худой конец, удалить со службы на пенсию. В данном случае меня удивили. Меня так удивили, что просто хочется самому удавиться! – Дежурный вскочил с места и забегал из угла в угол.
– Да кто удивил-то? – не понял старпом.
– Если бы я знал, так не переживал бы! – горестно вздохнул дежурный. – Представляешь, пошел я обходить территорию. Время – после полуночи, из увольнения все вернулись, по крайней мере, дежурные по ротам доложили, что все на месте. Но ведь в самоволку наши орлы бегают? Бегают! Сам был курсантом, знаю. И знаю лучше нынешних – еще в начале пятидесятых лично через эти самые заборы сигал… Ну, это к теме не относится… Короче, решил я проверить «тропу Хо-Ши-Мина». Ну, знаешь, забор на лабораторном дворе. Там баки мусорные стоят прямо у забора, при желании можно на бак забраться, с него на забор, и – гуляй, Вася! Обратно – тем же путем. Подхожу я к забору, так и есть – шуршит кто-то с той стороны. Я тихонько встаю между баком и забором и жду. Слышу – полезло тело. Пыхтит, чем-то звякает, но упорно лезет. Наконец, сверху посыпался снег – забрался, сейчас прыгать будет! «Бах!» – приземлился на бак спиной ко мне. «Прыг!» – спрыгнул на землю. Тут я ему руку на плечо и положил, мол, попался, голубчик! А он повернулся ко мне и резко, с разворота… нет, не в морду. Он, мерзавец, оказывается, держал в руках две бутылки водки, вот их он мне и сунул, ляпнув: «Держи!». Ну, вот ты мне скажи, старпом, если тебе неожиданно сунут в руки две бутылки и скажут: «Держи!», ты что сделаешь? Естественно, я их машинально схватил. А этот мерзавец как припустит!.. Только пыль снежная из-под копыт. Куда там догонять? Мало того, что он моложе, так я еще с грузом – не бросать же водку-то, жалко. Самое печальное – я ведь из-за этой водки ни лица не разглядел, ни сколько у него лычек на рукаве. Тонким психологом оказался этот самовольщик!
На следующий день, сменившись, оба – дежурный и его старпом – распили трофейную водку (у Виктора Владимировича жена была в отъезде). Помолчав, старпом спросил:
– А что, Виктор Владимирович, положа руку на сердце, ведь молодец курсант, а? Не растерялся.
– Мерзавец твой курсант! – рассердился капраз. – Гауптвахта по нему
плачет. Никакой дисциплины! – сказал, и задумчиво посмотрел на своё отражение в окне. Ему вдруг вспомнились курсантские годы, и показалось, что отразившиеся в окне погоны капитана первого ранга растворились, и вместо звёзд на них появились курсантские якоря… Отражение взглянуло ему в глаза, улыбнулось и подмигнуло…
Комбриг
Степан Петрович Топорков был, как мы, курсанты, говорили, молодым и перспективным офицером – ему всего сорок пять лет, а он уже капитан третьего ранга! Командиром роты к нам он пришел из Нахимовского училища, где воспитывал пацанов. Его бывшие питомцы рассказывали, как он заходил к ним в казарму под утро и орал в мегафон: «Рота! Через пятнадцать минут подъем!!!». У нас в училище такими делами он не занимался, но его кредо можно было определить его же словами: «Надо делать людям плохо, чтобы потом им было хорошо!» и «Если надо – все в гроб ляжем, но пока такой необходимости не возникло!».
С первых же дней командования нами он получил кличку «Комбриг» (помните, в «Бумбараше»: комбриг Мэ Нэ Колун?), звание «капитан второго ранга» и начал портить нам кровь. Надо отдать должное – это он умел хорошо делать! Одни его публичные выступления перед строем роты чего стоят! Рекорд длительности такого выступления – сорок восемь минут. Причем следует отметить, что выступать он любил обычно после занятий, то бишь, перед обедом. Но поскольку распорядком дня не было предусмотрено такого рода выступлений, то обед начинался сразу после занятий, но не для нас! Мы, выслушав кучу перлов от Комбрига, шли в столовую есть холодный обед. Слава Богу, такое безобразие продолжалось не каждый день, изредка нам удавалось и горяченького покушать.
Та самая рекордная (48 минут) речь Комбрига была посвящена одному курсанту – Васе Уховертову. А началось все незадолго до того дня, после очередного похода на овощебазу. Нам частенько приходилось работать на овощебазах, к счастью, не только на картофельных. Если мы работали с яблоками, арбузами, виноградом и т.д., то, помимо того, что возвращались с полными животами витаминов, так еще и о товарищах не забывали – приносили с собой, кто сколько сможет. Для этих целей у нас была специальная одежда: у старых списанных бушлатов, которые нам выдавали для работы, подрезалась подкладка так, что весь бушлат становился одним большим карманом, или, если хотите, мешком. В этих бушлатах мы и приносили в казарму фрукты. Надо отдать должное работникам овощебазы – они прекрасно знали, что мы уходим с полными бушлатами, но, жалея вечно голодных курсантов, позволяли нам и есть, и выносить – не такой уж большой ущерб мы наносили нашему государству.
В тот раз мы работали с яблоками. Кстати, работали ударно: вагон яблок, а это шестьдесят тонн, разгружали впятером за пару часов. В казарму пришли, как обычно, с полными бушлатами. Накормили товарищей, еще и «для дома, для семьи» осталось: человек десять-двенадцать положили оставшиеся яблоки в рундуки, чтобы завтра во время увольнения разнести их по домам.
С утра мы пошли на занятия. А в казарму пришел Комбриг и сразу занялся любимым делом – проверкой тумбочек и рундуков. Обнаружив в нескольких из них значительное количество «неуставных» яблок, Комбриг вызвал дневального Васю и задал соответствующий вопрос:
– А почему здесь делают яблоки?
Вася, уже привыкнув к косноязычию командира роты, ответил, что это – яблоки с овощебазы.
– Возьмите вещевой мешок и соберите мне все яблоки, – приказал Комбриг дневальному.
– А если все не войдут в один вещмешок? – поинтересовался Вася.
– Значит, соберем в два, три и так далее.
– А зачем, товарищ командир?
– После обеда понесем их на овощебазу сдавать и извиняться за воровство.
– Так мы же не воровали, – попытался объяснить Вася. – Нам их так отдали.
– Не могли вам их отдать, это не частная лавочка, а государственная овощебаза. Выполняйте приказание! – Комбриг начал нервничать – он не любил лишних вопросов.
Выполняя приказание, Вася собрал все яблоки в три вещевых мешка и поставил их возле тумбочки дневального. А перед обедом, идя в столовую проверять накрытие столов для роты, он решил внести коррективы в полученное приказание, тем более что, как он потом объяснял, «было сказано собрать яблоки, но не уточнено, куда конкретно их после сбора девать». В общем, Вася, идя в столовую, прихватил вещмешки с собой и разложил все яблоки по тарелкам, разделив поровну между курсантами роты. У Комбрига в столовой был свой отдельный столик рядом с нами. Этот столик остался без яблок.
